В казематах Петропавловской крепости заключенные сходили с ума. А этот 32-летний узник писал что-то в тетрадях о ледниках. Он вспоминал горы, недавние путешествия и свои открытия: «Из-за тумана догадок возникает величественная картина, подобно альпийской цепи, выступающей из-за облаков во всем величии… обобщение крепнет и расширяется… открываются очертания новых еще более широких обобщений. Кто испытал раз в жизни восторг научного творчества, тот никогда не забудет этого блаженного мгновения».
Еще за несколько недель до ареста по обвинению в оказании помощи революционерам-анархистам П. А. Кропоткин сделал доклад в Географическом обществе о своих исследованиях ледникового периода. В камере он долго не задержится: совершит дерзкий побег. Перенести лишения, да и совершить побег помогут ему друзья и опыт пятигодичного странствия по Сибири. Туда он попал абсолютно по своей воле, попросился сам после окончания престижного кадетского корпуса в Петербурге. Хотя его как родовитого князя оставляли при царском дворе.
Но все по порядку.
В 1862 г. 20-летний офицер князь Петр Алексеевич Кропоткин, окончивший Пажеский корпус, добровольно отказался от открывающейся перед ним «военно-паркетной карьеры» и отправился служить в Восточную Сибирь, во вновь образованную в 1858 г. Амурскую область, чтобы удовлетворить свою страсть к путешествиям. Уговорил сибирского губернатора отпустить его в экспедицию. Пришлось сменить офицерский мундир на одежду купца, чтоб не вызывать подозрений и враждебных происков среди прокитайски настроенных аборигенов. Летом 1865 г. Кропоткин проследил до истоков реку Иркут, в долине которой впервые исследовал систему котловин – межгорных понижений общей длиной около 200 км, ныне объединенных под названием Тункинской котловины, и установил их связь с Байкалом.
В 1866 г. Кропоткин возглавил крупную экспедицию, организованную Сибирским отделением Русского Географического общества на средства золотопромышленников, для изыскания скотопрогонного тракта с Ленских приисков к Чите. Из Иркутска в мае проехал на Верхнюю Лену к Качугу, а оттуда спустился по Лене. В 50 км ниже устья Витима повернул на юг и оказался в совершенно неисследованной горной области. Кропоткин выявил ее рельеф и назвал нагорье Патомским – по реке Большой Патом, впадающей в Лену.
Экспедиция пересекла нагорье, средняя высота которого составляла 1200 м, до золотых приисков в верховьях реки Жуи (бассейн Олекмы) и организовала там вьючный транспорт. В районе приисков Кропоткин открыл ледниковые отложения, что дало ему возможность впервые доказать существование прежнего оледенения Сибири и обосновать гипотезу о наличии ледникового периода в жизни Земли. Между бассейнами Большого Патома и Жуи и среднего Витима он выявил скалистый хребет, состоящий из «безмолвных, диких однообразных мрачных скал», названный им Ленско-Витимским водоразделом (впоследствии переименован в хребет Кропоткина), длиною около 200 км. К югу от водораздела простиралась горная область, состоящая из двух параллельных хребтов, нареченных Кропоткиным Делюн-Уранским и Северо-Муйским.
Отсюда Кропоткин двинулся на юг через высокий хребет, завершил его открытие и окрестил Южно-Муйским. Затем пересек в южном направлении высокое Витимское плоскогорье (название принадлежит Кропоткину) и перевалил Яблоновый хребет. По реке Чите в конце сентября он спустился до города Читы и установил, что вдоль левого берега Читы и правого берега Ингоды тянутся горы, позднее названные хребтом Черского.
А помогло успеху всего предприятия одно маленькое обстоятельство. В руки попала необычная карта, вырезанная на куске бересты. Она принадлежала местному тунгусу, человеку неграмотному, но, по всей видимости, «профессору» в своем охотничье-таежном деле. Молодой путешественник доверился этой карте. Пройдя нагорье, он открыл для себя и для науки целый ряд хребтов. Золотопромышленник, снаряжавший экспедицию, мог быть доволен – короткий путь от Ленских приисков до Читы был найден. Но еще был найден и новый путь в географической науке.
Очень часто встречались в долинах, на склонах и даже на вершинах множество валунов. Их бессчетно видели в Финляндии, Швеции, Германии (в этих странах Кропоткин успел побывать перед арестом). В России они докатились в обилии аж до воронежских и украинских равнин. Здесь их называли «дикарями» или «конь-камнями». Вопреки существующей теории (а ее придерживались такие авторитеты, как Лайель, Дарвин, Кювье) о том, что эти странствующие, по-научному – эрратические, валуны разнесены плавающими льдами, Кропоткин пришел к своему суждению. Валуны продвинуты, принесены мощными ледниками, наступающими во время оледенения планеты с севера и достигавшими хребтов Восточной Сибири и Забайкалья.
В результате работ экспедиции выяснилось, что все пересеченные хребты простираются на северо-восток. Собранные многочисленные географические и геологические факты Кропоткин дополнил огромным литературным материалом и использовал их в работе «Общий очерк орографии Восточной Сибири» (1875). Он дал свою схему рельефа Северо-Восточной Азии, представляющую «крупный шаг вперед по сравнению с концепцией А. Гумбольдта» (В. Обручев). Конечно, новая схема Кропоткина, основанная главным образом на изучении рельефа, а не на геологических данных, которых тогда было недостаточно, теперь сильно изменена, однако некоторые его предположения оказались правильными.
После побега из заточения Кропоткин продолжал свои труды геолога и географа за границей. Они нашли признание как значительный вклад в мировую науку. Среди других его идей и «пророчество» о существовании суши северо-восточнее острова Новая Земля, позднее подтвержденное открытием в этом районе архипелага, названного Северной Землей. В своих интересных мемуарных записках Петр Алексеевич обстоятельно описал свои пятигодичные странствия по Восточной Сибири. Ведь было преодолено верхом, пешком, в речном каяке, на повозке более 70 тыс. км. При бездорожье, наводнениях, несметных полчищах гнуса, улаженном бунте сопровождавших его казаков, утомительных мрачных часах и днях дорожного однообразия, казавшейся безысходности и радости открытий.
«Путешествия научили меня, – писал он, – также тому, как мало в действительности нужно человеку, когда он выходит из зачарованного круга условной цивилизации… Человек чувствует себя удивительно независимым даже среди неизвестных гор».
Годы жизни 1842 – 1921